Исчезновение - Страница 71

Как бы то ни было – все это было лишь детской забавой.

Впереди ожидало нечто более серьезное.

Полицейские пришли в монастырь и начали задавать ему вопросы.

Прежде, чем о чем-то спрашивать, они выразили свои соболезнования и сожаления, что выглядело не более чем насмешкой. Все знали, что старый мошенник Слатер избивал Оззи и его мать – их обоих. Соседи и другие ставили в известность полицейских о том, что происходит в их доме и требовали, чтобы те упрятали его в тюрьму. Но до суда дело не доходило, потому что полиция требовала официального заявления матери Оззи, а также дачи показаний против Слатера, на что та бы не пошла, потому что рано или поздно тот вернулся бы домой, и избиения возобновились бы с новой силой.

- Где ты был в ту ночь, когда твой отец был убит? – спросил сержант Мак-Алистер мягким голосом, глядя на Оззи кроткими голубыми глазами. Он не был в полицейской форме, на нем была зеленая в клеточку куртка. Он говорил скорее как учитель или священник, нежели полицейский.

- Здесь, в монастыре, - сказал Оззи, и, лишь момент спустя, он осознал, что копы пришли сюда не только с соболезнованиями о смерти его отчима.

Сестра Анунсиата чуть ли не взбеленилась. Гнев в ее голосе достиг небывалых высот. Так она могла говорить разве что с Буллом Цимером, когда тот ранил Оззи около монастыря.

- Он был здесь всю ту ночь, - в ее глазах был огонь.

- Конечно, конечно, Сестра, это же только вопрос, который мы обязаны задать, - кротко ответил сержант, стараясь не давить. – И мы должны получить ответ для протокола, - он почесал свой седой затылок. – Мистер Слатер был убит между девятью и одиннадцатью часами вечера его собственным молотком, который всегда хранился у него в кладовке. Поэтому у нас должны возникать вопросы о том, кто знал об этом молотке, о месте его хранения, кто и как мог там оказаться. Может быть, кто-нибудь видел, как кто-то проникает в его квартиру, или знает о чьих-либо намерениях совершить это убийство, - он взглянул на Оззи. – Видишь, о чем я говорю?

- Той ночью я был здесь, - ответил Оззи, взвешивая, что можно говорить при этом очень тактичном полицейском, но при этом столь опасном.

- Мистер, это место никогда не остается без нашего присмотра, - сказала Сестра Анунсиата. – Оззи – хороший мальчик, и он находится под нашей опекой. Нам известно, когда он уходит и приходит. На протяжении всей той ночи он находился здесь. Даже если бы он попытался уйти незаметно, то у нас ему бы это не удалось. Одна из монахинь обязательно бы его увидела. Можете поверить мне на слово…

- Я верю, Сестра, - ответил офицер, кивая головой. – Это слово Сестры Милосердия, и его вполне достаточно для полиции…

- И я могу поручиться, что ребенок его возраста неспособен убить своего собственного отца…

- О, видите ли, Сестра, это не его отец, - и обращаясь к Оззи: - Кто же он?

- Он – жулик и негодяй, - ответил Оззи, громко произнося слова и старательно их выговаривая. Он тихо говорил это себе уже не одну тысячу раз. – Моя мать вышла за него просто из нужды в крыше над головой, она никогда не любила его, и никто не смог бы его полюбить. Он был посредственным человеком, - сопение его «носа - раздавленной клубники» было тому доказательством, и все это знали. – И я не могу сказать, что сожалею о его смерти, но я его не убивал. (Как легко врать, когда чувствуешь, что ты прав).

- Тебя никто не обвиняет, Оззи, - сказала Сестра Анунсиата, и в ее руках защелкали четки.

После допроса Оззи подумал о том, что иногда бывает лучше униженно солгать. Он продолжал чего-то ждать. Терпения ему было не занимать.

Келси продолжал быть его любимой целью, и он иногда что-нибудь крал у него в магазине, крушил выставленные на витрине пирамиды коробок или банок. Он вслушивался в гуляющие по городку то тут, то там сплетни о привидениях в магазине Келси. Он возвращался туда спустя день-другой и видел, что в магазине стало уже не так многолюдно, как бывало раньше. Кому хочется делать покупки там, где бывают привидения? Болтаясь по улицам, он останавливался, чтобы подслушать, о чем говорят, но ненадолго, чтобы не вызвать каких-либо подозрений в свой адрес.

Все больше и больше по мере его исчезновения из видимости у него стали возникать мысли, навязчивые идеи, которые требовали от него их немедленной реализации. Поначалу они появлялись ненадолго, как бы невзначай, в виде замечаний, затем со временем их сила нарастала. Он обнаружил, что эти идеи начинают мешать ему думать, провоцируют его на исполнение незапланированных им поступков.

Однажды, когда он завернул в переулок, чтобы стать невидимым для очередных шалостей в городе, он снова услышал голос. Он уже вышел из переулка, почувствовав легкость в теле и оживление. Он остановился на освещенном солнцем пятне, чтобы убедиться в том, что он невидим. Через дорогу от него молодая женщина катила перед собой детскую коляску. Длинная прядь черных волос, заплетенных в косу, спускалась по ее спине. Она остановилась, чтобы отдышаться и заглянуть в коляску и чтобы убедиться в том, что с ребенком все в порядке. Он пытался как-то вспомнить, возила ли его в коляске мать. Он не смог припомнить, чтобы у них дома где-то стояла детская коляска. Глядя на них, ему стало грустно. И тогда голос внутри него стал настаивать на том, чтобы он перешел улицу.

Он отвлекся от своих мыслей: «Ну, делай же с ними что-нибудь…»

Он подумал, с кем же из них.

«С обоими. Навреди им. Ты что не хочешь этого? Ну, действуй же. Это лучше, чем глупости у Келси».